Как волонтеры спасают сирот, «перепрошивают» благотворителей, делают работу за государство и «бьются с системой»
Все благотворительные мероприятия с детьми-сиротами, инвалидами или стариками похожи. Я понял это, поездив по интернатам, домам престарелых и больницам. На такие задания часто посылают молодых репортеров, потому что у них не так развито скептическое отношение, критика и цинизм. Они опишут сияющие улыбки, фонтаны радости, брызги благодарности, обвешанных детьми благотворителей и вот это вот все. Все, что лежит на поверхности и нужно для отчета перед общественностью. Этого обычно хватает, чтобы удовлетворить и редактора, и спонсора с его подчиненными, и бухгалтерию, и бабушек-подписчиц. Это как фаст-фуд, который быстро удовлетворяет потребность в еде бургерами, в которых иногда бывает мясо. Только здесь потребность в «совершении доброты», а вместо еды — дети, старики, инвалиды и иногда животные.
Сегодня в России сложно сосчитать число благотворительных организаций, НКО и корпораций, которые занимаются благотворительностью. Кажется, что если объединить все их деньги и благие порывы, то на социальном дне можно не только взбаламутить ил, но и выстроить счастливое подводное царство. Но это только кажется, потому что благотворителей и НКО, которые пытаются менять ситуацию на системном уровне в стране можно счесть по пальцам. И это реальность, а не фигура речи. No future рассказывает, как живут и работают те, кто помогает сиротам не только праздниками и подарками, но еще бьется головой о стену, веря, что может изменить систему.
Про людей и собак
На воскресную встречу волонтеров с их подопечными сиротами я сильно опаздываю. Блуждая полчаса по парку Сокольники в поисках кинологического центра, думаю вызвать такси обратно. Вероятность увидеть что-то большее чем «детские улыбки», «памятные сувениры каждому», «веселые конкурсы» не очень велика. Останавливает только то, что встречу организует фонд «Старшие Братья Старшие Сестры», который занимается наставничеством для сирот, попавших в трудную ситуацию.
Для российской действительности, где любое НКО легко могут признать иностранным агентом, фонд кажется странным. Он появился в России спустя 99 лет после того, как в США начал работать фонд «Big Brothers Big Sisters» и за 9 лет до того, как был подписан «закон Димы Яковлева». Может, фонд не прикрыли, потому что «Старшие» еще в 2003 году успели зарегистрироваться, или потому, что они чуть ли не единственные в стране работают над системой наставничества, а государство нередко перенимает их опыт. Так или иначе, возможность посмотреть, как все это функционирует изнутри, мотивирует блуждать по зарослям в поисках детей и волонтеров.
На площадке для дрессировки животных финальный номер. Женщина в ярком костюме отдает команды собаке средних размеров, та радостно кружится, запрыгивает на руки к хозяйке, вьется вокруг и звонко лает. Выстроенные в ряд дети и взрослые снимают происходящее на смартфоны. Потом следует награждение всех памятными медалями, групповое фото и самовар на свежем воздухе.
Чай и сладости не очень занимают детей и они возвращаются носиться с собаками. Периодически ко мне подходят сироты, которым, очевидно, сообщили, что сегодня «в гости» приехал журналист и ему нужно что-то рассказывать. С такой подготовленной публикой сложно начать связный и откровенный диалог. Дети наверняка чувствуют себя выставочными экспонатами, а мне трудно втереться к ним в доверие.
Офис фонда «Арифметика добра» // Фото: Женя Жуланова
Со стоящей рядом девочкой-подростком я не пытаюсь заигрывать, не включаю диктофон и стараюсь говорить о том, что интересно ей. Волонтеры-наставники предупреждали меня, что наладить контакт с детьми из интернатов — сложное искусство. Разговор действительно не клеится. Девочка рассказывает, как хорошо, что есть программы фонда «Старшие братья старшие сестры», и как она гуляет с наставницей по городу. А еще о том, что прогулки иногда бывают скучными и хотелось бы чего-то другого.
— Чего, например? Ты же можешь предложить это наставнице? — спрашиваю я.
— Не знаю, что именно можно предложить, но она сама всегда предлагает, а я выбираю. Но я бы другого хотела, но не знаю… — мямлит девочка и продолжает хвалить программы. Кажется, она готовилась к разговору и не скажет лишнего. Понимаю — через эту вежливую стену мне не пробиться и переключаюсь на более насущную тему — о собаках, на которых дети смотрели последние полтора часа, слушая рассказ о профессии кинолога.
— Кинологи и собаки… да… это интересная профессия и я, может, пошла бы в нее, а может и нет … хорошо, что нас сюда привезли… — продолжает подросток. А я в какой-то момент разговора чувствую, что мне вдруг как-то становится теплее, приятнее внутри и снаружи. Ну вот знаете, как тепло разливается по телу. Кайфово. Девочка при этом начинает говорить как-то странно, заикаться и, кажется, она сейчас и вовсе замолчит. Глаза нездорово округляются.
Довольно скоро я понимаю причину и тепла, и реакции собеседницы. Пока я «толкал» очередную «телегу», мне на ногу мочился здоровенный пёс руководителя фонда «Старшие…» Нины Воронцовой. Тепло лилось прямо в ботинок. Люди вокруг замерли в ожидании моей реакции. Я рассмеялся и продолжил спрашивать о собаках и профессии кинолога.
— Вообще, собак нельзя бросать и отдавать их куда-то на воспитание, я считаю. Хозяева должны любить своих животных, а не думать, что отдадут их куда-то, а потом вернутся — и те их будут рады видеть. Когда тебя бросают, появляется такая злость от предательства. А они чувствуют, что их предали, и глупо потом хозяевам придти обратно за собакой и думать, что она их примет, как ни в чем не бывало. Да, с ними занимаются, учат их, дрессируют, но этого ли собаки хотели? Они хотели любви… — говорит девочка. В какой-то момент мне кажется, что она говорит не столько про собак, сколько про людей.
Быстрая благотворительность для «сирых и убогих»
В офисе «Старших» — несколько женщин и один мужчина. Кабинет в совковом здании заставлен столами, завален какими-то буклетами про детей, на стенах — грамоты, в углу кофе-машина, до которой ни у кого не доходят руки, потому что растворимый — быстрее. С Ниной Воронцовой мы сидим в ее отдельном начальническом «аквариуме». Она рассказывает, что за прошлый год наставническая программа выросла на 30% и насчитывает 320 пар.
Программа важна для детей, у которых в интернате быстро появляется реактивное расстройство привязанности (РРП) из-за отсутствия в их жизни родителя или значимого взрослого. Когда я писал текст «Сиротская секта» про социализацию сирот, эксперты рассказывали, как РРП корежит всю последующую жизнь детей. Проблема в том, что в интернате за день мимо ребенка проходит около ста человек. Сначала он кидается от одного к другому, а потом понимает, что это не мама или папа, а просто фон. Понимают, что никто из этих людей не задержится дольше нескольких минут. Разве, что накормить, переодеть, дать подарок или подзатыльник.
К «Старшим» я пришел, как к самому большому фонду, который реализует программы наставничества, когда у ребенка появляется тот самый значимый взрослый. А ещё внедряет совместные с бизнесом программы по обучению жителей интернатов профессиональным навыкам, подготовке к самостоятельной жизни и социализации.
Офис фонда «Старшие Братья Старшие Сестры» // Фото: Женя Жуланова
С обывательской точки зрения «Старшие», которые регулярно говорят о вреде «марафонов подарков» в детских домах и мастер-классов в интернатах, выглядят как противники тех, кто желает сиротам добра. Но в тусовке волонтеров, занимающихся своим делом всерьез и долго, тоже говорят о том, что мода на такую быструю благотворительность не улучшает жизнь детей. Спонсоры окутывают сирот вниманием и презентами в рамках одного дня, а дальше исчезают из их жизни на год или навсегда. На следующий день приходят другие, а у детей возникает чувство, что так будет постоянно, что им все подарят, что не стоит напрягаться.
Нина Воронцова рассказывает: в работе со спонсорскими организациями самое сложное — объяснить им именно это. «Все хотят быстрых добрых и теплых чувств на душе. Многие предлагают уже не просто подарки, а, например, мастер-класс или профориентацию. Они говорят: „Давайте отберем лучших и мотивированных, мы им покажем наши банковские возможности…“ Руководство интернатов в свою очередь соглашается, чтобы не потерять спонсоров. В итоге получается такой калейдоскоп, и у детей расписание активности просто безумное. Они постоянно куда-то ездят, им показывают и рассказывают про разные профессии. Это хорошо, но что дальше? Ребенок не учится фокусировать внимание на чем-то интересном для него. Потом ребята выпускаются, им нужно ходить на работу каждый день, а они не привыкли. Походят три дня и все», — говорит Воронцова.
По этой причине «Старшие» активно работают над переориентацией спонсоров на долгосрочную работу с сиротами и выпускниками интернатов. Последним, по словам общественницы, помощь в жизни нужна не меньше. Но, понимают это далеко не все желающие помогать. Многие, с кем я общался, собирая этот текст, сходились во мнении, что помогать сегодня хотят именно «сирым и убогим сиротам в сиротских учреждениях».
«Перепрошивка сознания» для благотворителей
Те, кто уже вышел из интерната и пытается найти себя в жизни, или наоборот, стоит на грани того, чтобы попасть в детский дом, оказываются вне поля зрения большинства благотворителей. «Большинству корпораций не хватает понимания, что вообще происходит с детскими домами. В обществе до сих пор [бытует мнение], что там живут бедные и голодные детки, которых нужно покормить и приласкать, может, подарить айфон или что-то крутое», — говорит Нина Воронцова, добавляя, что работа, которую ее фонд ведет по «перепрошивке» сознания благотворителей, «нужна, но не очень видна, потому что не многие ее понимают».
Нина Воронцова из фонда «Старшие Братья Старшие Сестры» // Фото: Женя Жуланова
Рассказывая кейсы с корпорациями, когда реально получалось заинтересовать сирот всерьез и ввести их в профессию, сотрудники фонда говорят, что это стоило огромных усилий. «Убедить получается одного из десяти. Остальные уходят и ищут, где бы им еще помочь полегче», — немного расстраивается Воронцова. При этом «Старшие» считают, что не важно, в какой профессии состоялся выпускник интерната. Особенно учитывая, что многим сиротам в учреждениях ставят различные диагнозы и признают у них наличие психических отклонений. Как говорят все мои собеседники, самый популярный диагноз у интернатских — «олигофрения в степени дебильности». Это снимает значительную часть ответственности с педагогов за плохую успеваемость их подопечных. Это влияет на доступность высшего образования и нормальной работы для выпускников интернатов.
«Для них доступны какие-то профессии, из-за отклонений — достаточно простые. Нам важно, чтобы выпускник детского дома стал не звездой чего-то, а просто нашел свое место в жизни. Пусть он будет маляром, озеленителем, пусть он будет стабилен в этой профессии, знать, что „это мое дело, я получаю деньги, у меня есть свое жилье“. Нужно, чтобы его успех соответствовал его возможностям и ожиданиям. Ребенок должен стать успешным в том, в чем он может стать успешным, а не в том, что считают успехом в обществе», — говорит Воронцова.
В фонде хотят, чтобы основные усилия шли не только на работу с парами, но и на просвещение общества и корпораций. Последние даже прописывают такую социальную помощь в философии компании. Важно понимать, как именно помогать. Но, по словам Воронцовой, даже те спонсоры, которые понимают, что подарки вредят, все равно мыслят разовыми акциями, а не долгосрочными проектами. Пока понимание важности стратегической системной работы ниже, чем желание получить видимый эффект от разовой помощи.
«У спонсора порыв помочь маленькому крошке. Он хочет провести один мастер-класс какой-то… Если ты ему скажешь, что лучше помочь деньгами на поддержку программы наставничества в фонде, то он отвернется. Скорее всего он не пойдет больше к детям, а пойдет помогать собачкам, и фонды обвинит в том, что они все гребут себе. К нам приходят люди, которые уже сформировали в голове, как они хотят помочь. Но то, что они сформировали опирается на их представление о сиротах, как о бедных и убогих, сирых и голодных. И с этим нужно работать, они должны понимать реальность», — объясняет Воронцова.
Как играть по правилам, меняя их
Реальность не понимает большинство жертвователей. Даже топовые российские и зарубежные компании, которые успешно ведут социально-ответственный бизнес, приходят к сиротам часто потому, что у них в политике компании прописано социальное волонтерство и им нужно как-то пиарить свою благотворительную деятельность. «Они говорят, что у собачек уже были, у стариков были, храмы восстанавливали, вот теперь в детский дом хотят. Да, это выглядит именно как поход в зоопарк и „мы хотим развлечений для наших сотрудников на фоне детей“. Ладно, когда просто приносят условный сникерс, памперс и айфон, это хотя бы выглядит честнее», — рассказывает сотрудница одного из НКО. Девушка просит не идентифицировать ее в статье, потому что не хочет разборок со спонсорами и тоже делает ставку на мирное и целенаправленное просвещение жертвователей, обывателей и коллег из НКО.
Лекция фонда «Старшие Братья Старшие Сестры» // Фото: Женя Жуланова
Глава фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская рассказывает, что просвещение идет в России очень медленно. Причем речь не только о рядовых людях, но и о волонтерской среде. «Еще десять лет назад основная масса НКО — это были организации, которые ездили в учреждения с мероприятиями, концертами, мастер-классами и вещами. Сейчас массовый сектор направлен на мероприятия по знакомству с профессией, экскурсии на предприятия или посещением интерната представителей профессии. Это часто не самая эффективная история и это, по сути, те же самые мастер-классы, праздники и подарки, но с другим акцентом. Рассказывать человеку, у которого нет реальной возможности выбора, образования, нет никакого представления о реальном мире о том, как выглядит функционал, например, медиаменеджера — это не очень адекватно», — описывает Елена ситуацию в сфере НКО, работающих с проблемой сиротства.
По словам общественницы, сейчас в России нужно активнее заниматься профилактикой социального сиротства, работой с приемными семьями и помощью кровным семьям, которые находятся в ситуации, когда еще немного — и дети могут отправиться в интернат. Альшанская считает, что сейчас вся эта система работает довольно криво и ее нужно менять как со стороны НКО, так и со стороны государства. В идеале ребенок должен жить в своей семье, в крайнем случае — в приемной, а не в учреждениях интернатного типа. Но история с семейным устройством реализуется крайне слабо. У нас есть государственные и негосударственные банки данных детей, которые нуждаются в семейном устройстве, но «сейчас это похоже на ярмарку или распродажу детей», говорит Елена.
Фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» на каком-то этапе тоже организовал банк с фотографиями детей, но поняли, что это выглядит неэтично. «У нас до сих пор есть этот проект, хотя мы его очень хотели бы закрыть. В таком формате семейное устройство не должно существовать, потому что это довольно неэтичная ситуация по отношению к самому ребенку. Но пока законодательство не изменено, никакого другого формата семейного устройства по сути не существует. Мы вынуждены играть по этим правилам, но очень хотим эти правила изменить», — говорит Елена и добавляет, что нужно концентрировать усилия на работе с семьей, а не на том, в какие сроки ребенок должен попасть в банк данных.
Елена Альшанская из фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» // Фото: из личного архива Елены Альшанской
«В законе есть точный порядок, кто и в какой срок должен фотографию повесить на сайт „Усыновите.рф“, чтобы любой мог ребенка забрать, но никто не должен оказывать помощь этой женщине, у которой ребенка забрали, для этого нет ни сроков, ни ответственных, ни порядков, нет даже самой задачи ни в одном документе. Эта история, которая сегодня у нас сидит в законодательстве, она странная. Ребенка не воспринимают, как ценность, а его семью, как что-то, что нужно сохранять, он — перемещаемый объект», — не скрывает раздражения Альшанская. На вопрос о том, что именно сейчас не так с нашим законодательством, она отвечает, что «примерно все». Несмотря на то, что процесс изменения законодательства с конца двухтысячных годов активизировался, и он даже порой меняется с учетом мнения НКО, глобальных перемен пока нет.
«В заколдованном круге»
«Сама структура принятия решений, то, каким образом ребенок попадает в детский дом, как он возвращается домой или попадает в приемную семью, глобально не изменилась. Серьезные изменения законодательства касались очень формальных и не принципиальных изменений. У нас решения о том, что ребенок теряет семью, принимается одним органом и очень просто. Органов, которые отвечают за разные аспекты детского и семейного неблагополучия вроде как много, но ни один из них не обязан, к примеру, работать с семьей для возвращения туда отобранного ребенка, и совершенно не отлажена система взаимодействия между ними, а функционал этих органов зачастую пересекается», — говорит Елена и приводит пример с органами опеки, в полномочия которых входит принятие решения о том, забирать ребенка из семьи или нет. При этом у опеки нет никаких полномочий и функций запустить процесс социальной помощи этой семье.
Альшанская говорит, что такие полномочия есть у комиссии по делам несовершеннолетних, которая находится в регионах чаще всего в структуре МВД. Они могут запустить некую индивидуальную профилактическую работу, которая «непонятна до сих пор и писалась, когда только СССР распался». Социальные же услуги предоставляют организации социального обслуживания, но только по заявлению гражданина. При этом он еще должен сам понять, что он может получить, и собрать пакет документов и доказать комиссии свою нуждаемость в услугах, чтобы получить их бесплатно.
На занятии в офисе фонда «Арифметика добра» // Фото: Женя Жуланова
«Вот органы опеки заходят в семью, видят какой-то ужас, но этот ужас не связан с поведением родителей — по идее, нужно привлечь помощь. Но для этого нужно семье пойти в соцзащиту, написать там заявление — и она будет рассматривать, дать им помощь, или не дать. И не факт, что в соцзащите есть та помощь, которая семье нужна, а семья понимает, что ей нужно, и как все эти заявления писать и справки собирать. Либо опека должна попросить комиссию по делам несовершеннолетних поручить кому-нибудь эту индивидуальную профилактическую работу. У комиссии есть полномочия поручать эту работу, но нет порядков, как эту работу осуществлять. Чаще всего это просто профилактические беседы и контроль. В результате мы находимся в заколдованном круге», — расписывает Альшанская, сравнивая все это с извращенной игрой в шахматы, где у фигуры есть определенные комбинации и ходы, но ни один из них не приведет к той клетке на поле, где стоит другая фигура, с которой можно взаимодействовать.
Корень проблем кроется не только в плохом взаимодействии между структурами, но и в недостаточной компетенции людей, работающих в них. Все мои собеседники из НКО сходятся во мнении, что люди, которые принимают судьбоносные для семей и детей решения, редко имеют навыки для того, чтобы это решение было правильным, а не основывалось на принципе «как бы чего не вышло».
«Люди, которые должны в течение своего рабочего дня принимать решение о судьбе других людей, одно за другим, по сути, к этому не готовы. У них нет образования, нет подготовки, нет ресурсов. Им надо бесконечно это решение принимать и мне кажется, что это чудовищная абсолютно ситуация и для семей, и для детей, и для самих сотрудников органов опеки. Как не выгореть профессионально, не уничтожиться, как личность, при таких вводных? Это фактически невозможно, поэтому там очень большая текучка. Те, кто там остаются, такие одловые люди… это просто страшно. Люди, которые говорят, что на глазок знают, вернуть ребенка или не вернуть… На глазок! Это такая тонкая история жизни другой семьи! Это решение вообще не может приниматься одним специалистом, одним органом», — говорит Альшанская.
По ее мнению, нужно менять систему целиком. Речь не только про законы, но и про то, что происходит в головах у людей. Часть этой работы могут взять на себя НКО, и они это делают сейчас, но без поддержки государства и политической воли тех, кто принимает окончательное решение, ситуацию не получится изменить кардинально.
«Жесть будет полная»
Представители ведущих НКО, занимающихся проблемой социального сиротства, входят в различные правительственные комиссии и периодически доносят до чиновников свое видение, как нужно менять систему. Так в 2014 году фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» выступил одним из инициаторов разработки постановления правительства № 481, направленного на реформирование сиротских учреждений. У постановления достаточно и сторонников, и критиков, но все сходятся в том, что это хотя бы какая-то подвижка в решении проблемы интернатов. Например, все мои собеседники отмечают, что инициатива переделать учреждения, чтобы они были похожи не на казармы, а на семьи, чтобы дети жили в комнатах на несколько человек, имели личное пространство и вещи, была хорошей. Но в то же время многие отмечают, что реформу не довели до конца.
На занятии в офисе фонда «Арифметика добра» // Фото: Женя Жуланова
Обо всем этом я уже больше часа говорю с председателем правления фонда «Арифметика добра» Наилей Новожиловой. Мы встретились в большом особняке в центре Москвы, где расположился офис этого НКО. Это, пожалуй, один из самых крупных на сегодня фондов в стране — за последние три года он привлек на свою работу и программы более 395,5 млн рублей. Хотя это и неплохие показатели, Новожилова говорит, что сейчас, в условиях пандемии, ситуация с финансированием ухудшилась, а бизнес притормозил поддержку, потому что сам испытывает проблемы. Но не только по этой причине фонды и НКО сегодня не могут как-то значительно повлиять на решение проблемы сиротства в стране. Нужна довольно серьезная поддержка со стороны властей.
Новожилова говорит, что, хотя государство ведет какую-то работу и, кажется, искренне заинтересовано в решении проблемы сирот, на деле у людей в системе не хватает запала довести задуманное до конца. «Затык в том, что они только хотят, а надо сделать. Между хотением и „надо сделать“ необходимо 15 лет попотеть. Каждый день, day by day, этим заниматься, решать целый комплекс проблем. Нет идеального и простого решения. Но есть же государства, которые находят в себе ресурс идти по пути созидательному. Делать это долго и качественно.
Нам тоже нужна комплексная долгосрочная стратегия социальной политики в отношении детей, которая будет реально реализовываться. Сегодня интересы ребенка практически нигде не учитываются. А в центре принятия решений должен быть именно ребенок, и система должна это понимать на всех уровнях», — объясняет руководитель «Арифметики», хотя, кажется, и сама понимает, что все это идеальный сценарий.
Наиля Новожилова из фонда «Арифметика добра» // Фото: Женя Жуланова
Наиля Новожилова входит в совет при Правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере, и я спрашиваю о том, что реально нужно сделать для всей этой «долгосрочной стратегии» и почему это еще не сделано.
«Политическая воля нужна. Насильно мил не будешь. Это огромный путь, но кто готов на него подписаться? Ни одно ведомство не хочет брать ответственность. Тут огромный путь, и реально кто-то должен в него вписаться ради 44 тысяч детей (находящихся в федеральном банке данных о детях-сиротах, — прим. „No future“). Но пока нет таких», — говорит Новожилова, добавляя, что пока нет решения на высшем уровне, НКО пытаются делать точечную работу, надеясь, что рано или поздно система подхватит или ее можно будет «радикально починить».
Новожилова, как и Елена Альшанская и другие эксперты, делает ставку на просвещение и трансформацию отношения общества к сиротам. «Арифметика добра», взаимодействуя с государством, пытается продвинуть идею, что в первую очередь нужно переучивать тех, кто работает в системе с сиротами. Пока что подавляющее большинство людей там даже не имеет базовых знаний о психотравме, РРП, психологии детей и многих других аспектах, которые они никогда не изучали.
«Воспитателей нужно учить в учреждениях. Так же, как врачей или математиков. Нужны вузы, где будут образовательные программы, не только для трудовиков, но и воспитателей сиротских учреждений. Нужен профстандарт, чтобы понимать к чему вообще готовить этих людей», — Новожилова рассказывает про то, как в фонде наивно полагали, что смогут с этим справиться без особых проблем. В «Арифметике» даже сказали, что никаких денег от государства не нужно. Но довольно скоро специалисты поняли, что они «бьются с бюрократией» и что в России вообще нет подобных профстандартов. Пришлось делать обзор мировых практик, собирать мнения НКО, статистику и много другой неочевидной работы, чтобы в итоге появился драфт «профстандарта для специалистов в области семейного воспитания».
Офис фонда «Арифметика добра» // Фото: Женя Жуланова
«Мы начали разрабатывать, но сменилась замминистра, которая все это подписывала. Мы поняли, что нам сейчас нужно снова идти по ведомствам, защищать эту инициативу. Мы решили дождаться, когда в новом правительстве поднимут вопрос разработки профстандарта воспитателя в социальной сфере, и дадим наши наработки. Мы скажем, что многое сделали и осталось сделать только шесть согласований, и мы готовы пройти по этому пути и поставить все эти визы», — делится планами Наиля Новожилова и говорит, что нужно «есть слона по кусочкам».
По ее мнению, необходимо заниматься просвещением в обществе, чтобы купировать стигмы по отношению к сиротам; налаживать нормальную систему помощи кровным семьям, чтобы детей не приходилось оттуда изымать; организовывать нормальную форму помощи приемным родителям и выпускникам интернатов.
Сиротская секта
«За все время из окружения „Арифметики“ в семьи ушло более 300 детей. И я точно понимаю, что если мы будем работать настойчиво дальше, если я этому буду посвящать время и мы соберем правильных людей, то мы сможем сделать так, что интернатных учреждений останется крайне мало. Просто если мы не будем эту систему менять, то… ну, жесть будет полная», — говорит Наиля Новожилова, а я ловлю себя на мысли, что примерно то же самое мне говорили все работники и волонтеры НКО, когда я спрашивал, что их мотивирует заниматься темой сиротства в России.
Сокращенный вариант текста впервые опубликован на Colta
Фото для No future пожертвовала Женя Жуланова
Чтобы чаще публиковать материалы нам нужны ваши пожертвования. Их мы потратим на гонорары авторам, фотографам и иллюстраторам. Ниже есть форма для пожертвования любой суммы на будущее No future.
