На сколько мы отстали от беларуского режима

Российская журналистка Катя Яньшина пропала в начале 2023 года. Она полетела в Беларусь писать о суде над сотрудниками правозащитного центра «Вясна». Их преследуют за то, что они помогают людям. После заседания к ней подошли с предложением «Девушка, пройдемте» от которого нельзя было отказаться. Связь с Катей попала, а ее коллеги из «Мемориала», «Адвокатской улицы» и команда No future кинулись искать ей адвоката. Оказалось, что в Беларуси ситуация с адвокатами еще хуже, чем в России — их там почти не осталось. А их работа в полицейском государстве мало к чему может привести. Катю в итоге депортировали после 15 суток в переполненной камере для политзеков. В разговоре с No future она просит не героизировать то, что пережила и называет все это «туристической поездкой»… в будущее, где сажают за то, что состоишь в Telegram-каналах, обыскивают просто так, избивают и унижают стариков, а ментам лестно носить статус «главных фашистов».

Сначала со мной говорил непонятный мужчина вообще без формы, но рожа у него была гебистская абсолютно. Сразу видно, что человек привык общаться определенным образом с людьми. То есть он садится, и сразу тебя на «ты» называет и таким давящим голосом голосом говорит: «Представься, паспорт давай». То есть с полной уверенностью, что сейчас ему все предоставят, все дадут. Потому что он так привык, ему не нужно вообще напрягаться. Когда я попросила его представиться, он говорит: «ну, наверное, раз я оказался в суде, я не случайный человек, это можно понять?». Типа он может и не представляться. Он спрашивает: «Изучала ли ты вообще законы Белоруссии, законы страны, в которую ты приехала?». Я понимала, к чему он клонит, но меня очень раздражало все происходящее. «Я не собираюсь с вами обсуждать законы, я правоведение еще в университете сдала», — ответила я. Он про экстремистские telegram-каналы начал спрашивать. В курсе ли я, что в Беларуси таковые имеются. Я помню прям ощущение полного раздражения. Потому что вообще к чему этот вопрос? Я прямо так и сказала: «Если вы действительно сотрудник каких-то правоохранительных органов — нормальные вопросы задавайте, а не вот эти непонятные вопросы». И тут он уже перешел к мобильному телефону, сказал: «Телефон давай и пароль, сейчас будем смотреть». Я сказала: «Не дам!». Он посмотрел на меня как на дуру, махнул рукой и сказал: «Уводите ее».

Меня отвезли в Московское РУВД. Это обычная ментовка. Если бы я не знала, что это Беларусь, я бы подумала, что сижу в обычной ментовке российской. Такие же люди, такие же разговоры, такой же мат через слово… Их менты похожи на наших. Единственное — очень много молодых парней, которые занимаются политическими делами. В России, из моего опыта, молодых — один-два человека, а основная масса все-таки мужчины за 30.

Когда я увидела в протоколе, что я материла милиционеров, кричала на них, вела себя вызывающе, на замечания не реагировала, то не могла удержаться. Я просто хотела дать им понять, что я вижу — они фабрикуют протокол. Я сказала: «Вы понимаете в чем вы участвуете?». И вот эти сотрудники такие: «Кать, ты же все понимаешь, ты же взрослый человек». Я им говорю: «Тем не менее вы фабрикуете сейчас дело. Если не вы инициаторы, это не значит, что вы не соучастники». Было видно, что им такое неприятно слышать, потому что они тоже все понимают. Не хотели они… «Ты сама все понимаешь», «ты же взрослый человек» «будь наша воля…» — это реакция такая же, как у российских ментов.

После суда меня отправили на 15 суток в Центр изоляции правонарушителей на Окрестина. Там есть два типа сотрудников — одни просто приходят-работают-уходят, и в целом некоторые из них могут тебе посочувствовать… А есть другие, которые просто кайфуют от ощущения, что они здесь власть. Все они абсолютно безликие в своей форме, но одного я запомнила по выдающимся бровям и грубости. «Смотри, «змагарыхи» уже слились с бомжихами, такие же грязные и убогие, не отличишь», — сказал он напарнику. «Замагар» — с баларуского «борец»: так пренебрежительно называют участников протестов. Уже потом я узнала, что это Евгений Врублевский — один из самых жестоких сотрудников. Он называл себя «главным фашистом» в «Окрестина»

Когда открылась дверь в камеру, там все было в людях. Кто-то сидит на кровати, кто — на столе, на скамейке, на полу… Это женщины разных возрастов, от 20 лет до 60 с чем-то лет. Там были: архитектор, бухгалтер, преподаватель фортепиано, девочка-айтишница, бизнес аналитик, руководитель проектов, микробиолог… Это не какие-то заметные активисты — те либо сидят, либо уехали. Это просто люди, которые жили свои маленькие жизни, ходили на работу и никак не могли представить, что к ним когда-нибудь придут.

Многих сажают за репост. Причем это не пост в соцсетях, а личное сообщение. Например, если ты что-то другу переслал из запрещенного telegram-канала. И тут даже не обязательно, что это сообщение будет политическое. Одна девушка попала в камеру за то, что отправила из «экстремистского» канала курс валют своему парню. Но и это не обязательно, потому что можно быть просто участником чата, чтобы к тебе пришли с обыском. Бывает, что вообще ничего не находят, но менты, что они зря пришли? Оформляют 15 суток за неповиновение милиции, изымают телефоны и пароли и дальше ищут.

В Беларуси работает конвейер — приходят к одному, через него находят других. Там настолько уже системная работа, что все, например, знают: облавы на политических происходят по четвергам, поэтому основное количество людей к вам в камеру добавится в пятницу…

Туалет в камере, слава богу, огорожен железным коробом с дверью, но все запахи, особенно когда выключена вентиляция, расходятся по камере. Чтобы подмываться в туалете, стоит бутылка, набираешь воду, идешь и занимаешься своей гигиеной. Чтобы помыть себе вверх — вы в раковине моетесь — там выдают хозяйственное мыло, но его нужно прямо просить несколько дней. Чтобы почистить зубы, можно попросить у медсестры активированный уголь и раз несколько дней пальцем ты их чистишь. Женская гигиена… ты просишь у медсестры прокладки, тебе дают две очень тонкие на сутки. Если бы там у других женщин не было какого-то своего минимального запаса, это было бы просто нереально вынести. Голову мыть там нереально и нечем, поэтому в нашей камере мы всегда заплетали друг другу «колоски». Мы все ходили с косичками.

В камере есть три лампочки, которые очень ярко горят. Но когда вы ложитесь спать на полу рядком, то ты голову под кровать засовываешь, а сверху лежит человек, и он тебе закрывает свет… или можно накрыть глаза носком. Но, честно говоря, свет уже не беспокоил по сравнению со всем остальным… особенно с духотой.

К нам подселяли асоциальных женщин. Вши попадают в камеру через этих женщин. Ими заражаются и остальные. Родственники некоторых догадывались передать средства от вшей, и мы обрабатывали этих женщин, обрабатывали самих себя. Их подселяли в камеру, наверное, чтобы нам было как-то некомфортно, чтобы мы с ними ругались, но такого не было. Это обычные женщины, у которых просто поломанная судьба. Они просто оказались наказаны, потому что в другой бы камере у них была бы кровать, им бы выключали свет, включали вентиляцию…

Камера для политических всегда полная. Но самое страшное — это не ужасный быт, не 15 человек на двухместную камеру, не вши с клопами, не духота… Самое страшное, что ты попал на 15 суток, и ты до последнего дня не знаешь — выйдешь после них или у тебя будет уголовка… или тебе еще 15 накинут, или у тебя в телефоне найдут что-то на кого-то другого… Я никогда не смогу представить, что чувствовали те женщины, когда они сидели в этой камере и не знали, выйдут они в итоге оттуда или нет. И даже если выйдут, они же будут ждать, что к ним придут снова…

Я слушала истории этих женщин и думала: «блин, это потрясающие люди, которые не заслужили того, что с ними происходит, не заслужили этого государства». Я думала о том, почему так мало об этом говорят, это же вот прямо сейчас приходит. В этой камере до сих пор сидит 15 человек и кто-то не выйдет уже из них, потому что он уедет по уголовному делу…

Зачем я все это рассказываю? Это, конечно, не может сменить власть в Беларуси, сделать режим пребывания политических в «Окрестина» более человечным, но, по крайней мере, это не позволит злу совершаться в тишине с выключенным светом. У нас не так много инструментов, чтобы, особенно из России, помочь белорусам, но говорить об этом мы должны. Хотя бы просто для того, чтобы вот этот вот Евгений Врублевский, который ощущает себя там «главным фашистом»… чтобы он потом не избежал ответственности, чтобы все, что происходит, фиксировалось и хотя бы потом была справедливость… Чтобы люди, которые все это там сейчас переживают, переживали это не зря.

Редактировал Антон Кравцов

Чтобы чаще публиковать материалы нам нужны ваши пожертвования. Их мы потратим на гонорары авторам, фотографам и иллюстраторам. Ниже есть форма для пожертвования любой суммы на будущее No future.