Как живет рабочий посёлок при саратовском нефтяном заводе
Почти сто лет назад поселок Саратовского нефтеперерабатывающего завода еще не называли «Крекинг». В 1930-е годы это была архитектурно-модернистская окраина города, территория экспериментов, дивного нового мира и социалистических надежд. Но что-то пошло не так в годы войны, когда завод активно бомбили. Досталось и жилым кварталам, которые в итоге стали поэтически указываться на картах, как «микрорайон Аварийный». В позднесоветские времена конструктивистские кварталы превратились в депрессивные трущобы с недобрыми пацанчиками возле падиков, мужиками в оттянутых на коленях трениках и потрепанными женщинами. В 90-е у многих заводчан с НПЗ не стало работы. Даже когда в следующее десятилетие нефтяные котировки пошли вверх, рабочий посёлок не постиг расцвет. На фоне подсвеченной тысячами фонарей и огромным факелом благополучной фактории, окружающая местность продолжала погружаться во мрак. Журналист Антон Морван наблюдал за жизнью этой локации почти десять лет. Для «Ио future» он написал о том, как точно территориальное неравенство «Крекинга» копировало раздел страны на Россию «рублёвок», водки «Белуга», постмодернистского эстетства и Россию моногородов, разбитых дорог, корыт и судеб.
ХХХ
В сентябре 2009 года мы с фотографом Сергеем Тарасовым ездили на «Крекинг» делать репортаж, фиксируя вываливающиеся из стен кирпичи, прокопчёные подъезды, дырки в бетонных лестницах, разбитые вусмерть кареты скорой помощи при заводской подстанции, механическим душам которых самим нужно срочное спасение и жителей.
Один из первых встретившихся нам на пути аборигенов, подросток в шлёпанцах и шортах, был в волшебно-отстранённом состоянии. Казалось даже, что этот идущий навстречу трансцендентный юноша неким спиритом просочился сквозь нас. Но другие жители во дворе одного из домов оказались более приветливы.
Например, ветеран посёлка и завода — одутловатый мужчина, чем-то смахивающий на Александра Проханова — степенно рассказал, что живёт он в доме No 65 на проспекте Энтузиастов, который строили позже остальных, во второй половине 1930-х, для инженерно-технического персонала предприятия. Дом действительно отличался от соседних конструктивистских «коробок» наличием декора — мощными порталами подъездов, широкими карнизами и балконами с балясинами.
Подъезд одного из домов // Фото: Антон Морван
— Хотя воняет тут, конечно… Нас постоянно обещают переселить, так как мы попали в санитарно-защитную зону завода, где жить нельзя, но все слова пока пустые, — говорил мужчина. — Вон соседний, 67-й дом расселить обещали через несколько месяцев, а про нас пока не слышно.
Дом No 67, наиболее тронутый упадком и оборудованный DIY-системами коммуникаций как в каком-нибудь пригороде Мумбаи, действительно вскоре расселили и тут же снесли. Его руины даже попали в яндекс-панорамы версии 2010 года. А «декорированный» дом опустел лишь недавно, но уже успел попасть в сводки ЧП после пожара, вспыхнувшего в мае этого года.
— Наши родители радовались тому, что прибыли на стройку — до войны это был один из крупнейших заводов в стране, сюда нефть на баржах гнали с Баку! — гордо вспоминал «Проханов».
Его сосед из соседнего рассказывал, что ему всё нравилось, хотя жить было тяжело. Он чем-то смахивал на Неда Фландерса — героя сериала «Симпсоны. Такой, усатый моралист и хранитель духовных скреп Спрингфилда. Правда, хранитель основ «Крекинга» был, кажется, не настолько благополучен. Пока не видит жена, он ошивался в окрестностях ларька с баром, сохранившегося в память от рабочего посёлка до наших дней.
— Вы и наш дом сфотографируйте, он хороший и люди в нем живут хорошие! Видите, под окном недавно дырку залатал, а то совсем что-то стенка проваливаться под землю начала… Но не беда… Мужики говорят, скоро нас из этих халуп переселят!
ХХХ
Десять лет назад, когда Саратов праздновал День города, на Крекинге рухнула часть дома. Больше 30 человек пришлось эвакуировать из конструктивистского здания, чем-то напоминавшего супрематические полотна Малевича. Потом этот дом снесли, но никто из его жителей не переживал. Жертв при обрушении не было, а свалить из этой душегубки в 100 метрах от воняющей сероводородом промзоны хотели многие и давно.
Магазин и бар // Фото: Антон Морван
Дом по соседству, например, уже давно расселили и организовали там приют для животных. Теперь, несмотря на забор, которым обнесли это пристанище, в окрестностях небезопасно из-за бродячих собак. Их словно магнитом притягивает к благотворительному концлагерю своих собратьев. Создательница приюта неоднократно сетовала, что здание не очень пригодно даже для его теперешних обитателей. Городские власти грозили снести нахрен эту богадельню, но пока собаки продолжают ошиваться в этом районе.
Кроме приюта и конструктивистского вида ларька на пересечении проспекта Энтузиастов и улицы Брянской, все остальные постройки рабочего посёлка не уцелели. Их все же расселили и превратили в развалины после того, как в 2008 году рухнул тот самый дом. Хотя одна из первых утрат этой локации произошла ещё на рубеже 80-90-х, когда разрушили центровую по местным меркам четырёхэтажку — «Универмаг Крекинг». Помимо магазина на первом этаже была еще библиотека и разные досуговые клубы.
ХХХ
В баре с народным названием «Три ступени» мы впервые оказались с моим редактором Лёшей Голицыным в начале 2014 года, когда над зданием ларька нависали ошмётки русского архитектурного авангарда с вывернутыми наизнанку бытовыми кишками прежних обитателей недобитой трёхэтажки — половицами, фотообоями, электропроводкой и оставленными вестимо как обереги портретами лошадей на стенах.
Стилизованный под средневековую харчевню шинок со стоячими местами и небольшой, примерно полтора на полтора места, VIP-зоной со столом и лавками, оказался пустым, как и всё вокруг. Его хранительница наотрез отказалась наливать водку без паспорта. Как выяснилось, женщина знает своих клиентов — рабочих нефтезавода — чуть ли не поимённо, а в нас признала подозрительных личностей, появившихся не по графику перед концом смены, когда усталые нефтяники и посещают заведение.
В баре «Три ступени» // Фото: Антон Морван
— А как же? Работягам-то куда после работы ходить? — говорит барменша, всматриваясь в предъявленный тугамент.
— И много к вам ходит посетителей?
— Кто ходит — все свои. Раньше, конечно, больше было, когда район стоял. Теперь вот только проверенные остались. Но наше заведение лучшее в районе! — внезапно оживилась женщина.
— А сносить вас не собираются?
— Собираются, но мы пока не знаем когда точно, — отвечала барменша, которую вовсе не пугала повсеместная эстетика и эклектика распада и, под стать переводу слова «крекинг» — расщепления.
ХХХ
Кажется, что сегодня район выглядит еще хуже, чем в начале 1930-х, когда на строительстве завода трудилось больше полутора тысяч человек. Газеты тогда писали, что рабочие жили в бараках без бытовых удобств, стройка велась почти вручную — из инструментов были разве что лопаты, ломы, носилки и тележки. К строительству привлекали заключённых и солдат. Рядом с заводом рос и посёлок.
«Развёрнуто большое строительство жилых домов для рабочих крекинг-завода. Квартиры будут в три-четыре комнаты, со всеми удобствами. Каждая квартира будет иметь отдельный сарай с погребами», — говорилось в заметке газеты «Правда Саратовского края» 16 октября 1934 года.
Но уже зимой 1935 года в прессе писали, что в новых домах холодно и грязно, во многих нет света и воды, «совершенно не организовано обслуживание жителей рабочего поселка», где на тот момент не было ни одного магазина, а о бане только мечтали.
Остановка на «Крекинге» // Фото: Антон Морван
О транспортной проблеме оторванного от города посёлка писались даже поэтические тексты. Так, в 1933 году, когда открытие нефтяного гиганта только предстояло, поэт Николай Белов сочинил стихотворение «Трамвай», в котором были такие строки: «Саратов быть должен исчерчен / Прямыми путями дорог! / Строительство города крепнет, / Растет Нижневолжский край. / И вижу — сегодня на Крекинг / Летит образцовый трамвай!»
Сегодня расщепление и упадок здесь не только в руинах конструктивистского посёлка и вышибленных порталах необитаемых подъездов. Они в буреломе кировского парка по ту сторону дороги, через которую перекинуты трубы теплотрассы — вечные спутники пограничного экзистенциального ада. Ощущение «днища» усиливает вой обитателей собачьего приюта, ставший неотъемлемым акустическим атрибутом местности. Оно ощущается в воздухе, пропитанном запахом «национального достояния». Вязкое чувство безысходности клубится в сумеречном небе, оранжевом от факелов-святилищ завода.
«Образцовый трамвай» No 2 ходит до сих пор. Пустили его тогда же, когда поэт Белов написал свой стих. Когда уезжаешь отсюда на пустом и трясущемся от старости трамвае, водочные пары из бара почему-то не улетучиваются, и ты оказываешься без малейшего чувства опьянения, которым безуспешно пытаешься заглушить первые ощущения от концентрированной атмосферы дикого расщепления окружающего тебя мира.
Текст и фото Антон Морван для No future
Чтобы чаще публиковать материалы нам нужны ваши пожертвования. Их мы потратим на гонорары авторам, фотографам и иллюстраторам. Ниже есть форма для пожертвования любой суммы на будущее No future.
