Как художник-атеист и священник храм в Мордовии строили
В Саранск я сразу согласился поехать, когда друг предложил шабашку. В редакции газеты «Взгляд» я выбил командировочные, на вокзале встретил Мишу — в статье его зовут Андреем — с кучей каких-то тяжелых свертков, мы взяли водки и сели в вонючий автобус. На том конце нас ждал православный батюшка, оплаченная РПЦ гостиница, новые горизонты. Пять лет назад я планировал просто весело провести время за чужой счет, но в итоге сделал иконостас в храме на окраине глуши.
Центр современного Саранска будто расчерчен по линейке. По широким и ровным улицам мимо магазинов и гостиниц проносятся автомобили, на больших площадях гуляют горожане, ловя первые, еще холодные, лучи весеннего солнца, из большого храма позади площади неспешно выходят люди после воскресной службы.
Как-то раз я бывал в городе Суздаль и обратил внимание на то, что в какой бы точке города ты не находился, оглядевшись вокруг, можно увидеть минимум три церкви. В Суздале очень много церквей. В Саранске меньше, но ситуация похожая. А еще именно здесь когда-то жил дедушка патриарха Кирилла.
Чермет как двигатель воцерковления
«Очень приятно, царь», — приветствует нас в мрачном здании местного автовокзала отец Николай. В Мордовию я приехал с саратовским художником Андреем, который должен сделать иконостас в храме Святого Александра Невского. За окном просторного «Опеля» отца Николая исторический центр Саранска быстро сменяется индустриальным гетто. Еще минут через десять мы круто сворачиваем вправо и въезжаем в поселок Александровка. Батюшка как раз руководит местным приходом. Машина уверенно проезжает мимо высокого деревянного храма, ныряет в арку, образованную еловыми лапами и останавливается у серой двухэтажной постройки. «Вот здесь и служим», — объясняет священник.
Вход в храм в здани школы // Фото: Антон Кравцов
В конце 80-х здесь был большой детсад. В начале 90-х от него остались только руины. На пересменке эпох детское учреждение как-то затерялось, но продолжало представлять интерес для бедных, но предприимчивых селян. «Тогда же был этот „черметный бум“. Из стен даже проволоку алюминиевую выдрали, батареи сняли, я уже не говорю про сантехнику и прочие коммуникации. Здание было мертвое, а вот этой стены вообще не было», — батюшка показывает на большой квадрат новой кладки.
На том месте, где сейчас уже почти закончили строительство нового деревянного храма, раньше была детская площадка. Стоит ли говорить, что железные конструкции почили одновременно с садиком, оставив после себя лишь бесформенные куски арматуры и торчащие из земли опоры для беседок.
Когда в 1991 году в Александровке стал образовываться церковный приход, на месте детской площадки пьянствовали местные мужики. «Я сколько раз к ним подходил, говорю: „Ну здесь же храм, что же вы квасите?“. А они что? Мы, мол, здесь всегда сидим, мусорить не будем. Правда, каждую весну мы с прихожанами собирали две больших тракторных телеги пустых бутылок. Люди идут, недоумевают, а я шучу, что это мы с матушкой тут за зиму напили», — с улыбкой вспоминает отец Николай.
Долгое время здание детского садика кочевало с баланса на баланс, но представителям администрации разваливающаяся конструкция была не нужна. Ее проще было снести, чем восстановить. В какой-то момент бывший детсад передали церкви, и прихожане наконец-то перешли из местного ДК, где проходили службы, в «новое» помещение. «Мы сделали новую кровлю, косметический ремонт, начали потихонечку все обустраивать», — рассказывает батюшка и добавляет, что хотя алкашей в селе меньше не стало, те самые мужики начали ходить в храм.
«Я сколько раз к ним подходил, говорю: „Ну здесь же храм, что же вы квасите?“. А они что? Мы, мол, здесь всегда сидим, мусорить не будем. Правда, каждую весну мы с прихожанами собирали две больших тракторных телеги пустых бутылок. Люди идут, недоумевают, а я шучу, что это мы с матушкой тут за зиму напили»
Сегодня РПЦ приходится уже не так тяжело, как раньше. По крайней мере, так считает художник Андрей. Он, к слову, убежденный атеист, несмотря на то, что плотно работает с Церковью и делает уже не первый свой иконостас. «Сегодня это бизнес определенный. За эту работу я получу немного, а так те, кто работает с РПЦ, у них с деньгами все отлично», — рассказывает Андрей, раскладывая иконы на столах.
К моему удивлению, иконостас мы будем клеить. Это, так сказать, бюджетный вариант. На больших листах распечатаны лики святых. Издалека все выглядит натурально, а вся печать стоит около ста тысяч рублей. «Если иконы писанные, то не меньше миллиона все это дело стоить будет. Плюс прочие работы по монтажу и стройке. Вообще по большей части РПЦ обслуживают собственные производственные предприятия. У них есть свои цеха, своя служба охраны, даже собственный банк», — говорит Андрей, намекая на то, что современный священник еще должен быть и хорошим хозяйственником, и грамотным экономистом. Мы уходим на перекур. На улице уже поздняя ночь. В холодном воздухе ни звука. Даже собаки не лают. Из раскрытой двери прихода тонко, но устойчиво пахнет ладаном.
Андрей неверующий
«Вот ты иконами занимаешься уже седьмой год, а в Бога совсем не веришь? » — после долгого молчания я прикуриваю сигарету и пытаюсь зачем-то залезть в душу Андрею. «Неа, давно не верю уже. Раньше очень искал его, сердце для него открыл, но… наверное потому, что у меня аналитический склад ума… Были всякие испытания в жизни, и я понял, что от Бога тут ничего не зависит. Все зависит только от тебя самого. Когда лучшие друзья уходят из жизни один за другим… тогда я понял, что некого в этом винить и некого, уж тем более, боготворить», — художник начинает говорить немного сбивчиво, пытается тщательно сформулировать мысль, кажется, он достает слова откуда-то из глубины.
Андрей-Миша и отец Николай // Фото: Антон Кравцов
Андрей из тех, про кого обычно говорят «косая сажень в плечах». Большой и сильный, он как медведь, но сейчас почему-то кажется мне маленьким. То ли из-за того, что над нами нависает большое черное небо, испещренное звездами, то ли еще почему-то.
«Ну а ты вот к Богу идешь, что ты хочешь найти? Просто так к Богу человек не пойдет, идет, когда что-то случается. Либо хорошее, либо плохое. Обычно когда плохое. То есть человек боится, это вечный страх на уровне туземцев. Человек сам не хочет ничего делать, задницу свою оторвать не хочет от стула и на Бога уповает», — Андрей меняется и начинает раздражаться, а я пытаюсь ему возразить и говорю, что Бога как такового, может, и нет, но люди зачем-то идут в церковь и что-то получают. Я говорю о том, что, наверное, есть же какая-то энергия космоса или что-то подобное.
Храм в здании школы // Фото: Антон Кравцов
«Да чего ты выдумываешь, ты физику учил? Ты эту энергию видел? Страх у тебя только внутри есть. Человек боится остаться один, он боится решать проблемы самостоятельно, он боится смотреть опасности в лицо и тогда выдумывает какие-то непонятные эфемерные тела. Вот поэтому я и не верю! Это моя личная позиция!» — он переходит почти на крик, зло втаптывает окурок в хрустящий снег и молча уходит доделывать свой иконостас.
Великие и церковь
На следующий день мы снова едем в храм завершать свою работу. Всю ночь потратили на то, чтобы вырезать иконы. Теперь их нужно наклеить на специально заготовленные доски. В машине я расспрашиваю отца Николая о его приходе и о том, кто и зачем идет сегодня Богу молиться.
«Понимаешь, сейчас пошло качество, а раньше было количество. Сейчас люди идут помолиться, а раньше приходили больше из любопытства. Сейчас более осознанно идут, и служить с ними стало сложнее. Мало того, что им обряды и таинства нужно показать, так теперь люди хотят понять, почему и зачем. Я перед каждой проповедью и службой готовлюсь, как учитель к уроку. А бывает, что и слушают охотно, и в тебя откуда-то льется эта информация. Господь помогает, с ним связь устанавливается и есть, что сказать», — делится настоятель, ловко вписываясь в крутые повороты, и добавляет, что далеко не со всеми, кто приходит в храм, он может так легко общаться.
«Разговор обычно клеится с простыми людьми, а с „великими“ разговаривать я не могу. С элитой, с чиновниками, с людьми, которые обладают властью и деньгами, всегда разговаривать тяжелее. Почему люди, у которых много денег, не помогают бедным? Один святой сказал, потому что человек, как стекло, через которое он видит проблемы других людей, а „великие“, они как зеркало, только отражение видят, и только свои проблемы», — делится батюшка.
Миша-Андрей на получасовом отдыхе // Фото: Антон Кравцов
«Много в последнее время к вам „великих“ ходит?» — вклинивается в разговор Андрей. «Да нет. В основном в скорбь приходят, в праздники я еще никого не видел», — отвечает священник.
Священник, который бегал от Бога…
Отец Николай родом из Адыгеи. Он поджарый, спортивного телосложения, глаза с постоянным прищуром, как будто ему постоянно светит южное солнце, густая борода с проседью. В спортивном костюме он похож не на священника, а больше на русского мужика из какой-нибудь сибирской глубинки. Из багажника своей машины он никогда не выкладывает удочки и очень любит поговорить о рыбалке. Дома со службы его ждет жена и трое маленьких детей.
«Человек сам не хочет ничего делать, задницу свою оторвать не хочет от стула и на Бога уповает»
«Как я пришел к Богу и служению? Знаешь, я от него бегал, как мог. У меня отец — священник аж с 1959 года, поэтому я видел всю сложность этого. Но Господь меня как-то сам привел. Я серьезно говорю, что не искал ничего. Но я же не знал, что он меня сам к этому ведет, — рассказывает батюшка, помогая нам с иконостасом. — Понимаешь, я на самом деле как проводок. Все мы провода к Богу. Хороший священник — это золотой провод, я пока еще медный, но очень надеюсь, что стану золотым, и стремлюсь к этому».
Как человеку светскому и современному мне вообще непонятна большая часть всех церковных обрядов и обычаев. Сегодня они выглядят как архаизмы и пережитки чего-то того, что мы давно не помним и уже не понимаем. Отец с матерью научили меня креститься, не более. Когда и зачем это делать, я не до конца понимаю.
Храм Святого Александра Невского в Александровке // Фото: Антон Кравцов
После двух дней общения со священником я все-таки пересиливаю себя, чтобы задать эти глупые вопросы и признаться, что Бога мне найти сложно. «В плане чего тебе сложно-то? Ты крест носишь? В храме бываешь хотя бы иногда? — батюшка говорит это с таким видом, будто я спросил, почему вода мокрая. — Чтобы понимать эти обряды, для начала их в привычку нужно взять. Я вот к отцу приезжаю, мы с ним общаемся, и он мне говорит: „Сынок, ты знаешь, а я вот еще что понял…“ То есть он в своем возрасте преклонном до сих пор еще многих вещей не понял, чего уж про нас с тобой говорить! Почитай Священное писание, начни с Евангелия. Очень внимательно его почитай. Я его вообще впервые прочитал, когда стал священником».
…и мальчик, который его искал и не нашел
Уже в гостинице, перед тем как ехать домой, Андрей решил рассказать мне о своем детстве. «Жил-был хороший мальчик. Матом не ругался, наркотой не ширялся, в свободное время занимался искусством и спортом. Был высоких моральных принципов. До 14 лет я вообще был очень сильно воцерковленный. У меня была бабушка, которая когда на пенсию вышла, в местном приходе помогала. Ну и я приезжал к ней на летние каникулы, выучил обряды, молитвы, которые до сих пор наизусть помню. Помогал в храме во время службы, мусор выносил, подметал, делал мелкую работу, голубей с колокольни гонял. Короче, стал прислужником. Денег, конечно, не платили, зато было интересно. Ты сытый, довольный и есть чем время занять. Однажды случилась забавная история. Я выносил мусор из алтаря, а на обратном пути как-то забылся и зашел через царские врата прямо во время службы. А через них только священник же может проходить. Все прихожане ахнули и сказали, что парень, наверное, священником станет. Не стал», — после этого о Боге мы не разговаривали.
На следующей день Андрей написал мне в соцсети, что не важно, к чему ты идешь и есть ли Бог, и одни и те же вещи можно называть по-разному, но главное помнить, что имя этому Любовь.
Текст впервые опубликован в газете «Саратовский Взгляд»
За ужасные фото спасибо Антону Кравцову образца пятилетней давности
За иконостас спасибо Мише По
Чтобы чаще публиковать материалы нам нужны ваши пожертвования. Их мы потратим на гонорары авторам, фотографам и иллюстраторам. Ниже есть форма для пожертвования любой суммы на будущее No future.
